THE PERKS OF BEING A WALLFLOWER

В моменты очередного приступа эскапизма я вспоминаю, что все-таки не одна, что есть еще что-то незавершенное и обещанное, и решаю это выполнять, несмотря ни на что. Так сегодняшним вечером я вспомнила, как пообещала Алине рассказать о том, как учила детей журналистике. Поехали.


Дело было на четвертом курсе, ранней весной. Моя хорошая знакомая как-то написала, что работает теперь в реабилитационном центре для детей из неблагополучных семей, и было бы неплохо, если б я с кем-то из одногруппниц сделала что-то типа факультатива, посвященного журналистике. Я, всегда легкая на подъем, своего рода Yesman, тут же написала таким же идейным коллегам,  и в ближайшую субботу мы пошли знакомиться с детьми.

Мы подготовились рассказывать увлекательные истории о наскальных рисунках как средстве передачи информации, об информационных листках, о купцах, везущих новости из Венеции в Голландию, о первых журналистах и Гуттенберге. Три блестящие, как пасхальное яйцо, филологические девы. С дерзкими суждениями, наполеоновскими планами и непоколебимой уверенностью в себе. Мы смело зашли в аудиторию, где за партами (я забыла, что бывают небольшие школьные парты) сидели ребята.

Во время учебы в школе я, не относясь ни к одной из группировок, всегда жалела и поддерживала тех, кого основная масса унижала и подавляла. Это были вот такие же дети, у которых на лице читалось недоверие, страх,озлобленность, я с порога узнала этот одинокий взгляд. Мы доставали наши бумажки с иллюстрациями первых газет,шутили, знакомились с каждым. Поиграли в эти дурацкие игры на знакомство (привет, активистская юность, Дворец творчества и тренинги).
Как только речь зашла о серьезной работе, об учебе, этих деток словно подменили. Они тут же закрылись и заняли свои привычные, надо полагать, позиции. Сразу же обозначился наш главный антагонист и общий подстрекатель Саша. Он всем своим видом выражал полнейшее пренебрежение. Помню, я таким в школе обычно давала подзатыльники учебником и убегала. А тут - ни я, ни мои коллеги не могли найти ни единого способа, как прекратить его поток скабрезных шуток, глупостей и подзуживания ребят. Остальные подыгрывали ему, конечно же. И мы, три пасочки, стояли, не в силах поделать ничего с этим балаганом. Моя первая реакция была, честно говоря, выбежать и зарыдать. Но мы дотерпели, дали домашнее задание и вышли в мрачном молчании. Мы были бессильны в своей напускной интеллектуальности.

Через неделю, перед уроком, Инна, их куратор и та самая пригласившая меня знакомая, рассказала кое-что о каждом из ребят, и я ощутила стыд, которого не знала ни до, ни после. Как они могли нас принять? Каждый из детей рос в многодетной или просто неблагополучной семье, где родителям не до них. Сейчас, спустя три года, я не смогу дословно передать истории каждого. Но они драматичны хотя бы потому, что я видела этих детей. Их чистые и умные глаза. И видела невозможность изменить их жизнь. И видела, что еще пара лет, и 70% воспитанников центра пойдут по стопам родителей. Потому что они не знают, как можно иначе. Они ходят в школу, где никому не нужны. Учителя не стараются работать с ними, тратить на них время, потому что - а зачем? Все заочно поставили на них крест. На их способностях, умениях и знаниях. Вот такие же снобы, какими мы были в первую нашу встречу. Какая низкая попытка выглядеть лучше и умнее на фоне обделенных детей!

Мне тогда открылась очень разная, неприглядная правда о происходящем в моем городе. Я, домашняя девочка,оберегаемая от любых забот, и подумать не могла, что в центре Ростова есть такие трущобы, куда лучше и не соваться. Где в домах нет газа, а порой - и электричества. Буквально пара шагов от шумных и ярких центральных улиц, и попадаешь в иной мир. Тут никому не нужны ваши истории о путешествиях, шопинге и невозможности купить действительно вкусный пармезан.
О каждом уроке я вела репортаж в газете, где на тот момент работала. И там не было ни слова ни о наших страхах, ни о том, как у меня пару раз опускались руки, когда дети в очередной раз пришли без выполненных заданий.

Мы сменили тональность наших занятий. Если говорить образами, мы сняли наши короны этаких интеллигенток и вспомнили, что в первую очередь мы им как сестры, и наша задача - окружить их спокойствием и уверенностью в том, что и они могут что-то особенное. Перестали кичиться званием студенток. Правда в том, что как бы мы ни агитировали ребят стремиться, учиться и пробовать поступить в университет, это заведомо было недоступно для большинства. Их родители ждут момента, когда можно будет уже отправить их работать и избавиться хотя бы от одного нахлебника. Но среди всех я запомнила одного мальчика. Его звали Валера, и в свои 13 лет он был не только нянькой-старшим братом четверых сестренок, но и точно знал, чего хочет. Серьезно и спокойно он рассказывал мне о том, как планирует поступать в академию МЧС, а сейчас ездит каждые каникулы в специализированный лагерь для подготовки. К ним в школу приходили представители пожарной части для открытого урока, и он просто записался на какие-то детские курсы. Валера, я очень надеюсь, что твои планы сбываются, думаю о твоих серьезных успехах все эти годы.

У нас состоялось всего пять уроков с периодичностью раз в неделю, во время которых мы играли в игры, писали забавные тексты (столько ошибок я не видела никогда), делали газету, шутили и фантазировали. В одну из суббот на урок пришло всего два человека. В следующую и потом еще пару раз не пришел никто. Погода налаживалась, и все спешили после уроков гулять или заменять родителей дома. Так мой педагогический опыт быстренько завершился. Но вот сегодня мне кажется - нет, я уверена, - что учили не мы их, а они нас. Быть добрее, быть внимательнее к людям. Сбить свою спесь и гордость, оглянуться по сторонам и понять, что жизнь - это не радости и сладости. А еще я много десятков раз сказала "Спасибо" своей маме, которая так много сделала для моего нынешнего успеха.

Спасибо.
Я люблю вас. 
G.